Суды не независимы: что мешает реформировать судебную систему

ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ ПОД СИЛОВЫМ УДАРОМ

В редакцию Ulysmedia поступает множество обращений от адвокатов, предпринимателей, пострадавших – все жалуются на давление, рейдерство, закрытие бизнеса. 

   - В своей юридической практике я в основном представляю интересы предпринимателей. Уже ни для кого не секрет — об этом открыто говорят все, кто работает в сфере защиты бизнеса: сегодня можно чётко проследить негативную тенденцию: качество расследования уголовных дел, связанных с предпринимательской деятельностью, заметно снижается.

Если два года назад большинство дел касались, например, уклонения от уплаты налогов — особенно в сфере строительно-монтажных работ, когда предпринимателей обвиняли в том, что часть работ не выполнена, но оплата за них получена — то сейчас ситуация становится ещё более неоднозначной.

Речь не идёт о случаях с явной коррупционной составляющей, где ущерб государству очевиден. Мы говорим о спорных, часто технических вопросах, которые возникают из-за реалий экономики: роста цен, инфляции, длительных сроков между проектированием и реализацией госзаказов. Проекты готовятся заранее, а к моменту их исполнения бюджетные расчёты уже не соответствуют рыночной стоимости, но правоохранительные органы этого не учитывают.

Сейчас много дел, которые связаны с госзакупками?

   - Следователи по делам, связанным с госзакупками, особенно в сфере услуг, сами запрашивают коммерческие предложения с рынка, где стоимость может быть ниже, чем в заключённом государственном контракте. Затем разницу между этими суммами начинают трактовать как «ущерб государству» и предъявляют претензии бизнесу. Правильно ли это? На мой взгляд — нет. С точки зрения принципов гражданского права, такая практика противоречит базовым нормам. Это говорит о непонимании со стороны силового блока как гражданско-правовых процессов, так и бизнес-логики в целом.

УЯЗВИМЫЕ ГОССЗАКУПКИ

Следователь или судья должны знать эти тонкости?

   - Возможно, следователь хорошо знает нормы Уголовно-процессуального кодекса — хотя коллеги, вероятно, поспорили бы с этим. Но одного знания закона недостаточно — нужно обладать и специальными познаниями в конкретной сфере.

Проблема в том, что при расследовании дел, связанных с госзакупками, органы направляют лишь формальные запросы: «Сколько стоит такая-то услуга?» В ответ получают предложения — 5000 тенге, 1500 тенге и так далее — и на основании этих цифр делают выводы. Они обращаются к аудиторам или другим специалистам, которые, возможно, и разбираются в экономике, но не знают специфику конкретной отрасли. Они не учитывают, какие материалы, оборудование, технологии используются в работе, и просто подтверждают — мол, да, услуга могла стоить дешевле.

Это упрощённое представление ведёт к серьёзным искажениям. В обществе уже сформировался стереотип: если компания участвовала в госзакупках и правоохранительные органы говорят о хищении — значит, это правда. У людей есть жажда справедливости, и когда они её не ощущают в других сферах, формируется раздражение, которое легко направить на бизнес.

В итоге страдает предприниматель, который долгие годы создавал своё дело, развивал его, обучался, строил клиентскую базу. А теперь он становится фигурантом уголовного дела о якобы хищении бюджетных средств.

Это новая следственно-судебная практика, которую выстроили правоохранительные органы? 

   - Сотни дел уже направлены в суды, и, что опаснее всего, начинает формироваться негативная правовая традиция, приводящая к незаконным приговорам предпринимателям.

Мы понимаем, что, когда деловая часть общества вовлечена в такие «искусственно» или, как минимум, по некомпетентности созданные проблемы, это сказывается на всей экономике. Падают обороты, закрывается бизнес, люди теряют работу, государство - налоги.

   - Парадоксально, но всё это делается якобы ради пополнения бюджета — мол, средства были украдены, и их нужно вернуть. Но на деле это становится «медвежьей услугой». Вместо развития — разрушение. Возбуждается уголовное дело, сразу блокируются счета компании. А если счета арестованы — бизнес останавливается: нельзя платить зарплаты, налоги, кредиты. Почему так происходит? Почему технические задания к закупкам изначально не прописываются точно и грамотно? Возникает подозрение, что это может быть сделано намеренно. По моему опыту, в ряде дел, в которых я участвовал, складывается ощущение, что это делалось сознательно.

ПОКАЗАТЕЛИ – СИСТЕМНАЯ ПРОБЛЕМА

Силовикам важно показывать рост раскрываемости?

   - Считается, что раскрываемость преступлений не должна снижаться. Если в прошлом году было раскрыто 10 дел, то в следующем должно быть не меньше 11. Меньше — значит, работают плохо. Это странная логика. В некоторых случаях это приводит к тому, что отдельные сотрудники стремятся показать «многомиллиардные хищения» в рамках госзакупок, чтобы получить одобрение руководства. В результате предприниматели попадают в орбиту уголовного преследования.

Это системная проблема. Её озвучивают не только адвокаты, но и Уполномоченный по защите прав предпринимателей Канат Нуров. Он прямо заявил: нельзя оценивать среднерыночную стоимость услуг и на разнице в цене строить обвинение.

Нуров продемонстрировал глубокое понимание сути вопроса. Учитывая его статус, можно предположить, что он доносит эту информацию и до президента. Глава государства часто подчёркивает необходимость справедливости, законности, прозрачности — это отражено в его поручениях. Однако на уровне исполнения — в правоохранительных органах, судах, прокуратуре — эти принципы пока не воплощаются в полной мере.

По статистике у нас все неплохо, так ли это на самом деле?

   - Если затронуть тему судов, нам сразу укажут: мол, 95–96% судебных решений — законны. Но мы понимаем: даже одно незаконное решение может разрушить чью-то судьбу. За каждым судебным актом — человек, семья, переживания. Поэтому правосудие должно быть не просто «в целом законным», а абсолютно справедливым — и общество имеет полное право этого требовать.

Когда же бизнес попадает под преследование из-за спорных или искусственно созданных поводов, страдает не только он — страдает экономика: падает деловая активность, закрываются компании, теряются рабочие места, снижаются налоговые поступления. Всё это происходит под лозунгом борьбы за бюджетную дисциплину. Но в реальности это часто превращается в медвежью услугу.

Обычно уголовное дело начинается с ареста счетов компании. Блокировка финансов — это фактически остановка всей деятельности: не платятся зарплаты, налоги, не обслуживаются кредиты. И бизнес умирает.

Почему всё это происходит? Почему технические задания к закупкам изначально составляются так размыто? Возможно, это делается намеренно. В делах, с которыми я работал, было похоже на сознательный подход. Система палочной отчётности в силовых структурах по-прежнему жива — нужно показать рост раскрываемости любой ценой.

ЮРИДИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ

Как себя в этой ситуации чувствуют не только предприниматели, но и госслужащие, которые подписывают договоры?

   - Такой подход деморализует не только бизнес, но и самих госслужащих. Представьте: каждый раз, подписывая договор или техническое задание с поставщиком, чиновник не уверен — не станет ли он завтра фигурантом уголовного дела. Потому что из-за сложившейся неправильной практики отсутствует прогнозируемость последствий.

Всё может быть оформлено по закону, а через год, два, три приходит следователь и заявляет: «Стоимость была завышена». На каком основании? Например, кто-то из тех, кто стрижет за 500 тенге, дал справку: «Я бы сделал дешевле». И вот — возбуждено дело, хотя никакого преступления нет. Это вызывает у чиновников страх и нежелание участвовать в подписании договоров, особенно в сфере госзакупок. В итоге страдают все. Самый нелепый и абсурдный приговор – это, конечно, тот что вынесли моей подзащитной Ляззат Коккозовой. Это как бы подтверждение всего, что я уже сказал. 

Макиш, мы наблюдали за этим процессом и обратили внимание, что вы, как адвокат предпринимателя Коккозовой были уверенны в победе и неожиданно проиграли. Что-то нужно менять в системе? 

   - Это парадокс, мне мое недоумение нужно было как-то выплеснуть, и я ряд постов эмоциональных опубликовал, попытался с иронией эту ситуацию описать, потому что здесь, если писать серьезно, то нужно только плакать.

Почему вы старались привлечь внимание к этому процессу? 

   - С каждым разом, с каждым судом мы наблюдаем ухудшение качества и в следствии, и в суде. И каждый раз, когда общество всё терпимее относится к нарушениям закона, мы становимся всё уязвимее. В итоге придём к тому, что потеряем свободу. Потому что свобода — это не абстракция. Это когда законы работают, и каждый может, опираясь на закон, прогнозировать последствия своих действий. Но сегодня у нас и с этим проблема.
Ты действуешь по закону — и всё равно не можешь быть уверен, чем это обернётся. Ты действуешь незаконно — и тоже не знаешь, к чему это приведёт. Потому что один нарушает, и всё у него хорошо, а другой, действуя строго по правилам, получает пять лет тюрьмы.

То есть речь о непредсказуемости и избирательности системы и применения закона?

   - Да. Это и есть главная беда — избирательный подход. Один и тот же поступок трактуется по-разному в зависимости от контекста, фигуранта, обстоятельств. И вот, к примеру, дело Коккозовой. На каком-то этапе кто-то повесил на него ярлык — «политическое дело». И с этим шаблоном его начали воспринимать все. Но что вообще значит «политическое дело»? Это понятие меня всегда смущало. С точки зрения закона, это абсурд: у нас — демократическое государство, мы говорим о плюрализме мнений, о многовекторной политике. Как тогда в такой системе может существовать политическое дело? Либо у нас есть свобода выражения, либо её нет.

Вы считаете это название некорректным? 

   - Я, как человек, 16 лет практикующий уголовное право, до сих пор не понимаю, что в точном юридическом смысле означают слова «политическое дело». Я понимаю, что такое заказное дело. Когда у кого-то есть ресурсы, связи, интерес — и он запускает механизм давления. Это бывает. Это — человеческий фактор, коррупция, влияние. Но политическое? У нас же не автократия, где можно официально «заказать» преследование по линии власти. Лично я в это не верю. Впрочем, заказное дело — это уже само по себе нарушение, и тут важно, чтобы суды были независимыми. Только тогда можно защититься даже от влияния сильных мира сего.

Что, на ваш взгляд, нужно сделать, чтобы изменить эту ситуацию?

   - Нужны независимые суды, профессиональные кадры, и главное — политическая воля - это признать и исправлять. После дела Коккозовой я был действительно расстроен. Потому что видел, как приговор выносился, несмотря на разбитые доводы обвинения, несмотря на экспертизы. Видел, как человек страдает, и всё равно — пять лет тюрьмы.
Это глубоко деморализует и адвокатов, и бизнес, и госслужащих, которые боятся подписывать договоры. И если не начать менять это сейчас, последствия будут системными.

СИСТЕМА ПРОИГРЫВАЕТ

Что не так, что нужно реформировать, ведь ставка сделана на справедливый Казахстан? 

   - Давайте будем честны – прежде всего государство в судебной системе проигрывает рынку -  зарплаты у судей очень маленькие. Судьи, наверное, на меня обидятся, поэтому я заранее приношу извинения, но сейчас в судебную систему не идут лучшие юристы. Мы же знаем, что на рынке юрист с опытом и хорошими знаниями будет зарабатывать намного больше, чем судья. К сожалению, и из судебной системы, и из прокуратуры профессионалы уходят. Студент вчерашний получает 300-400 тенге, судья – 600-700. Этот парень через два года будет получать больше, чем судья, к примеру, апелляционной инстанции. Судьи это понимают и уходят, а их места занимают слабые кадры. Это тенденция. Я, когда пришел после университета, в прокуратуре встречал только полковников, сейчас одни старшие лейтенанты. Стаж у них три года, а им поручают сложнейшие дела. Представьте у него небольшой стаж в районной прокуратуре и после этого он может в генеральной надзирать за такими сложными делами, где, конечно, нужны совсем другие знания. Тоже самое происходит и в антикоррупционной службе. 

А как же закон?

   - Когда мы в университете мечтали стать юристами, то говорили, что крутым может быть только тот, кто закон ставит превыше всего, даже если у него мнение другое, он все равно должен подчиняться закону. Нам преподаватели тогда говорили – когда не знаешь, как поступать, поступай по закону. Пусть даже, если это дело носит политический или заказной характер. Пусть на тебя давят, но ты делай все по закону.

Говорят, что у нас хорошие кодексы, хорошие юридические базы, и мы вполне можем обойтись без реформ. Но судьи у нас при этом независимы в своих решениях?

   - Есть у нас Закон о суде и статусе судей — это Конституционный закон, он стоит сразу после самой Конституции. Он прямо декларирует: судья при отправлении правосудия независим. Но все в юридическом сообществе знают: перед вынесением решения судья часто его согласовывает с апелляционной инстанцией. А это уже прямая утрата независимости. В суде первой инстанции судья видит эмоции сторон, следит за тем, кто говорит правду, а кто лжёт. Он чувствует процесс. А в апелляции видят только краткую справку по делу. Несмотря на это, именно они часто одобряют или блокируют решения первой инстанции. Я не исключаю, что в некоторых делах судьи осознавали, что состава преступления нет. По выражению лиц, по ходу процесса — было видно, что они понимают: обвинение необоснованное. Но решение не согласовали — и судья пошёл против убеждений. Это ощущается особенно остро, когда видишь ухмылку судьи при озвучивании доводов обвинения.

В РОДИНУ НУЖНО ВЕРИТЬ

У вас нет сожаления, что вы выбрали профессию адвоката, особенно в таких условиях?

   - Этот вопрос сам себе часто задаю. Но всегда возвращаюсь к одному: я верю в свою страну. Нас учили — не просто любить Родину, а верить в неё. И я верю, если каждый из нас будет говорить о нарушениях и прилагать усилия к их исправлению, мы сможем изменить систему.

Когда я поступал в университет, нам говорили, что мы - поколение, которое построит гражданское общество и правовое государство. Тогда казалось, что мы на пороге позитивных перемен. Сейчас нам те же учителя говорят: вы работаете в самое тяжёлое время — время перехода. Но я верю, что перемены возможны и они будут к лучшему.

Именно поэтому в 2022 году я поддержал идею «Справедливого Казахстана». Я поверил, что это возможно. Я до сих пор в это верю и не хочу уезжать. Каждый день, защищая бизнес от неправомерного преследования, я стараюсь менять практику. Это не легко, но нужно.

А почему вы, в основном, защищаете именно бизнес?

   - Потому что дела с участием предпринимателей чаще всего вызывают резонанс. Через них можно достучаться до общества и до руководства страны. Это способ обратить внимание на системную несправедливость.

После январских событий у всех были разные эмоции, но сегодня ясно одно — нам всем нужен справедливый Казахстан, правовое государство и сильное гражданское общество. 

   - Любая реформа — это в первую очередь люди. Нам не нужен "старый" или "новый" Казахстан. Нам нужен просто Казахстан — как Родина, как государство, в котором хочется жить и растить детей.

Каждому из нас не хватает одного — мужества. Мужества исполнять свою работу честно, на своём участке, будь то чиновник, судья, следователь, журналист.

В науке есть интересная закономерность: чтобы изменить направление движения молекул, достаточно трёх процентов, и весь поток начнёт двигаться иначе. Так и у нас — если хотя бы три процента общества будут принципиальны и честны, система начнёт меняться. На самом деле всё - мы сами всё усложняем. Нам пора стать честными и мужественными, только тогда мы сможем построить тот Казахстан, в который верим.

Полную версию интервью смотрите на YouTube-канале Ulysmedia