По-тихому, или двойные стандарты: почему предполагаемого хана Жанибека перезахоронил районный аким

Ulysmedia
Коллаж Ulysmedia

В самом начале осени в небольшом селе Акмолинской области прошло событие, которое могло бы войти в учебники истории. Здесь, у мавзолея Жанибек-Шалкар, перезахоронили останки мужчины, жившего в XV веке. Местные верят: это хан Жанибек, один из основателей Казахского ханства. 

Но церемония прошла удивительно скромно. Несколько чиновников районного уровня, имам, молитва и простая деревянная доска на свежем холме. Ни национальных телеканалов, ни громких речей, ни государственного масштаба. 

В общественном пространстве тут же прозвучали вопросы: «Почему всё прошло так тихо? Почему основателю ханства уделили внимание лишь на районном уровне?» 

Факт появления подобных реплик свидетельствует, что общественный запрос на разъяснение и достойное осмысление произошедшего существует. Так складывается парадокс — общество внутренне готово к почтению памяти легендарного хана, в то время как наука и власть продолжают занимать осторожную, выжидательную позицию. 

Как археологи нашли «тень Жанибека» 

В 2020 году археологи при исследовании мавзолея Жанибек-Шалкара обнаружили шесть погребений. Одно из них сразу привлекло внимание: генетический анализ показал, что останки принадлежат мужчине XV века, потомку чингизидов. Радиоуглеродное датирование подтвердило эпоху. Архитектура мавзолея, его расположение на высоком берегу озера и богатое убранство также указывали на погребение важной фигуры. 

По сообщениям некоторых СМИ, археолог Сергазы Сакенов ещё в 2009 году высказал предположение, что «с высокой долей вероятности - это мавзолей Жанибека-хана. Но нам нужны дополнительные доказательства». 

Перезахоронение без фанфар: почему народ возмутился 

В начале сентября 2024 года останки перезахоронили. Без громких речей, без национальных телеканалов и официальных делегаций. Имам прочел молитву, присутствовали несколько районных чиновников.

И именно эта скромность вызвала бурю. В соцсетях казахстанцы спрашивали: «Почему всё так тихо? Почему это событие — не национального масштаба?».

Вице-министр культуры Айбек Сыдыков тогда пояснил: «Министерство не принимало участия, это мероприятие районного масштаба». (ССЫЛКА Vlast.kz) 

Наука против легенды: осторожные археологи

Ученые не спешат с громкими заявлениями. Они сходятся в том, что генетический анализ действительно указывает на чингизида, а радиоуглеродное исследование подтверждает, что жил он и умер в XV веке. В свою очередь топонимика (озеро Жанибек-Шалкар, традиции памяти) поддерживает гипотезу.

Однако прямых доказательств нет. Ни письменных источников, ни артефактов с именем. 

Археолог Марал Хабдулина в комментарии подчеркнула: (ССЫЛКА НА Informburo.kz):

  - Мы должны доисследовать весь мавзолей современными методами, провести сравнительный анализ. Только тогда можно говорить о высокой вероятности. 

Народ ждёт символов, власть — доказательств 

Этот случай стал зеркалом более широкой проблемы.

Общество хочет символов и исторических фигур для гордости. В независимом Казахстане память о ханах Абылае, Касыме, Жанибеке и Керее становится частью национальной идентичности.

Наука же требует осторожности и строгих доказательств. Государство лавирует между ними, опасаясь признать то, что нельзя стопроцентно подтвердить.

В итоге возникает парадоксальная ситуация: народ уже воспринимает Жанибека «найденным», а официальные структуры делают вид, что ничего особенного не произошло.

При этом власть проявляет интересную избирательность. Есть примеры, когда мавзолеи без прямых археологических и генетических подтверждений были официально признаны как захоронения великих личностей.

Так, мавзолеи Алаша-хана (прародителя казахов) и Жошы-хана (сына Чингисхана) в Карагандинской области давно закреплены в массовом сознании именно за этими фигурами. Научных доказательств нет, но они признаны памятниками истории и культуры, а в 2022 году стали частью масштабного мемориального комплекса, открытого при участии президента. 

Прецедент, который обнажил разрыв 

Впервые в современной истории Казахстана перезахоронили останки, потенциально принадлежащие основателю ханства.

Люди хотят видеть в науке подтверждение своей истории, а в государстве — готовность эту историю признавать. Но реальность оказалась куда сдержаннее. 

Жанибек и Кенесары: два символа, две недосказанности 

История с Жанибеком отсылает к другому эпизоду — возвращению останков хана Кенесары. Его имя тоже стало символом, вокруг него выстраивалась национальная память. Но до сих пор вопрос о месте захоронения Кенесары остаётся открытым - поиски его черепа и останков превратились в многолетнюю политическую и идеологическую дискуссию: от споров с Россией до символического запроса казахстанцев на восстановление исторической справедливости. 

Именно поэтому «тихое» перезахоронение в Акмолинской области выглядит так странно: общество ждёт символа, а получает лишь намёк. 

История как недописанная политика

Казалось бы, перезахоронили — и бог с ними. Мало ли чем тешит своё эго районный аким. Кстати, видео с церемонии уже исчезло из соцсетей. Но фокус здесь должен выходить за рамки археологии. Мы снова увидели, насколько провально государство работает с прошлым и идеологией. Как будто все закончилось на юбилее 550-летия Казахского ханства — а дальше история осталась без живой политики памяти.

Почему нам так важно прошлое и ханы в нем? Почему мы ищем их захоронения и подтверждения нашей государственности? Не потому ли, что именно это — опора для будущих поколений?

В официальной риторике ханская традиция занимает центральное место. Абылай, Касым, Кенесары, Жанибек, Керей — их имена звучат в речах, учебниках, в школьных сценариях. Но когда дело доходит до конкретных шагов — перезахоронений, мемориалов, пантеонов — власть словно отступает, оставляя общество один на один с неудобными вопросами. 

Мы строим идентичность на ханской традиции, но до сих пор не можем — или боимся, или стесняемся — ответить на базовый вопрос: «Где покоятся наши основатели?» Парадокс.

История в Казахстане слишком часто оказывается «неполитизированной» ровно настолько, насколько это удобно. Ей придают значение на уровне символов, но избегают довести до конкретики. 

Для сравнения — соседний Узбекистан сделал культ памяти о Тимуре частью национального бренда. Мавзолей Гур-Эмир в Самарканде стал не только местом поклонения, но и официальной визитной карточкой страны. Там память о великом предке институционализирована: музеи, исследования, государственные программы, туристический маршрут.

Узбекская власть сделала историю не «неполитизированной», а наоборот — осознанной и мобилизующей. 

И вот главный риторический вопрос: может ли существовать настоящая национальная идеология без ясных ответов о собственном прошлом?

Автор: Айнур Сагадат