История, достойная позднего Гоголя или раннего соцреализма, развернулась в Ташкенте глубокой ночью. Некоторое время назад российский актёр Сергей Безруков – человек, которому Россия подарила ореол «главного интеллигента с русской душой», в час ночи решил, что городские власти столицы должны немедленно открыть ему кладбище. Не музей, не кофейню, не книжный – кладбище. Чтобы почтить память дочери Есенина. Как далее развивались события в информпространстве, и пора ли реально говорить о «культуре отмены», попытался проследить Ulysmedia.kz.
Начнём с увертюры, достойной пера Гоголя или Салтыкова-Щедрина. Народный артист Сергей Безруков, человек, успевший сыграть и бандита, и поэта, и берёзку, и самого Христа, прибыл в Ташкент. Но творческой душе стало тесно в рамках светового дня. В час ночи, когда порядочные люди спят, а духи предков ищут покоя, «Есенин всея Руси» возжелал посетить могилу Татьяны Есениной – дочери поэта.
Приехав к закрытым воротам кладбища, актёр столкнулся с непреодолимым препятствием – реальностью. Сторож, простой узбекский парень, не признал в ночном визитёре «солнце русской поэзии» и отказался открывать ворота. Более того, он посмел – о ужас! – плохо говорить по-русски.
Безруков тут же разразился видеотирадой в соцсетях. С интонациями оскорблённого дворянина, чей крепостной не подал стремя, он возмущался: как так? В Узбекистане – и не знают русского языка? Не могут ради него нарушить закон и покой мёртвых? Это была не просто жалоба, это был манифест имперского чванства.
Аллегория проста: Безруков в этой сцене – собирательный образ «старшего брата», который уверен, что ключи от всех дверей (даже кладбищенских) в бывших республиках должны лежать у него в кармане по праву рождения. А тот факт, что в независимой стране сторож обязан знать государственный язык, а не язык туриста, вызывает у «барина» искренний когнитивный диссонанс.
Некоторые узбекские паблики и люди при должностях, как, например, ректор Университета журналистики и массовых коммуникаций Узбекистана Шерзодхон Кудратходжа ответили «бандиту Белому»:
- Во-первых, порядочные люди на Востоке ночью по мазарам, то бишь по кладбищам не шастают. Во-вторых, Вы привезли халявные цветы, подаренные вам людьми от чистого сердца. А купить за гонорарные бабки слабо было? И вместо того, чтобы уважить этот жест, вы использовали их как бесплатный реквизит для новой внутренней сцены о своём «духовном порыве». А потом ещё и пожаловались, что директор кладбища ночью «спал», «не знал русского» и сказал лишь одно слово – «Белий», – написал ректор в соцсетях.
По его словам, проявилось то, что российская культура десятилетиями культивирует и демонстрирует в анекдотах: чукчи, хохлы, «малые народы» – для высмеивания. Чужая культура – для снисходительного подшучивания.
- И вот вы, стоя в реальной стране, автоматически воспроизводите ту же оптику: раздражение, удивление, попытка показать себя «выше», неким «белым человеком», а остальные аборигены или индейцы, – возмутился Шерзодхон Кудратходжа.
Между тем на узбекском ТГ-канале Элтуз появилась заметка журналиста Навбахор Имомовой об этом инциденте.
- Народ, который зовёт в гости всех подряд, угощает бесплатно, вручает дорогие подарки, кланяется каждому приезжему и гордится этим, никогда не заслужит уважения. И не только в Узбекистане, но и среди наших соотечественников за рубежом. Кто-то просто улыбнётся – и вы уже возносите его, считаете, что он «нас признал» и «нами восхищён», и тут же надеваете на него доппи, чапан, атлас. Кто так угождает узбекам? Даже соседи так не стараются, – возмущается журналистка.
Она напомнила, что многие едут в Узбекистан за счёт самих же узбеков.
- Вы оплачиваете (прямо или косвенно) расходы десятков участников форумов и конференций. Карнаи-сурнаи, девушки и юноши в национальной одежде, мёрзнущие на морозе… Да, вам говорят «молодцы». И что дальше? Настала, и даже прошла пора, отказаться от пышных и дорогих традиций, от показухи, и перейти к практичному подходу. Именно это, пусть и грубо, напоминает вам тот самый Безруков, – резонно замечает Н. Имомова.
И дело ведь не только в одном актёре, которого, конечно, легко простить, забыть или списать на «переутомился после гастролей». Он лишь часть большого хора. Проблема глубже – целый ряд российских деятелей давно и регулярно выдают перлы, будто специально наточенные на унижение бывших «национальных республик».
Вот классика жанра:
- Писатель Захар Прилепин как-то заявил, что «в Средней Азии нечего делать русскому человеку, разве что учить дикарей грамоте».
- Телеведущий Андрей Караулов уверял, что «Казахстан – это Россия, только временно отделившаяся».
- Владимир Жириновский, конечно, в своём стиле: «Казахи – это те же киргизы, а киргизы – это горцы, им бы овец пасти, а не государством управлять».
Не отставали и некоторые другие культурные «светила», уверяя, что «Узбекистан – это страна, куда россиянин приезжает чувствовать себя царём».
И это не случайные оговорки. Это системный снобизм. Метафорически выражаясь, эти деятели видят в наших странах не соседей по лестничной площадке, а бывшую прислугу, которая вдруг обзавелась своей квартирой, но, по их мнению, все ещё обязана мыть полы в подъезде.
Каждый из этих пассажей – словно ржавый гвоздь, намертво вбитый в старый хлам советской иерархии, где Москва – отец, а Азия – «дети помладше». И сколько бы лет ни прошло, гвозди почему-то не ржавеют – их аккуратно полируют новые герои новостных лент.
Материал Навбахор Имомовой и, в частности, этот, – не о том, чтобы разжечь конфликты. Они о том, как сами центральноазиатские общества слишком часто расстилают ковры, разворачивают чапаны и улыбаются до упора каждому гостю.
Мы в регионе порой ведём себя так, будто каждый приезжий – это маленький Колумб, который открыл новый мир и снизошёл до нас. Достаточно, чтобы человек улыбнулся, сказал «салам алейкум», – и ему уже несут чай, плов, бесбармак и возлагают на него почётную миссию быть «другом народа». Встречаем «как султанов», а обращаемся сами с собой как со статистами.
Это и есть идеальная питательная среда для тех самых Безруковых, которые думают, что кладбище ночью – это не нарушение закона, а «гостеприимство, которое должно быть».
Теперь главный вопрос: нужна ли культура отмены в таких случаях?
В западном понимании cancel culture – это коллективное символическое наказание за токсичное поведение. Лишение привилегий и доступа к аудитории. Изгнание из публичного пространства, если ты перешёл черту.
Но в Центральной Азии культура отмены должна быть другой. Не копией западной, а адаптацией. Вот как она могла бы проявляться (в либеральном виде):
- Отмена не человека, а поведения. Не обязательно «запрещать» актёра или музыканта. Но можно чётко и твёрдо сказать: ты гость – уважай дом, в который пришёл.
Каждый раз, когда публичный человек позволяет себе унижать автохтонов, общество должно отвечать холодным, а не восторженным приёмом.
- Отмена излишнего раболепия: главная отмена должна произойти внутри нас самих.
Отменить привычку оправдываться, «стелиться», доказывать, что мы «хорошие», гордиться, что кто-то улыбнулся и потрепал по плечу.
Это внутренняя революция уважения к себе. И она куда важнее, чем банальная блокировка звезды.
Продолжая тему, подчеркнём: уважение – это не чаепитие, а границы.
Уважение никогда не рождается из сервильности.
Уважение не вымаливают пловом. И тем более не выбирают между чапаном и ковром.
Уважение появляется тогда, когда гость понимает: да, тебя встречают тепло, но законы – действуют, достоинство – есть, и ночью кладбища закрыты для всех – даже если ты сыграл Есенина. И заметим: поэта не азиатского – русского, пусть и известного в России.
Культура отмены здесь – не месть и не агрессия. Это мягкое, но твёрдое уравнивание позиций.
Для региона, где десятилетиями уважение путали с услужливостью, это может стать началом взросления – и конца эпохи тех, кто думает, что здешние ворота открываются одним щелчком пальцев.
В культуре Центральной Азии гость – фигура сакральная. Ему – лучшее место (төр), самый жирный кусок мяса и расшитый золотом халат на плечи. Но что происходит, когда гость путает гостеприимство с холопством, а чужой дом – со своей прихожей?
Но давайте будем честны: король голый, потому что свита делает вид, что он одет.
Мы страдаем коллективным «синдромом швейцара». Приезжает забытая поп-звезда 90-х, от которой дома пахнет нафталином, – мы бежим надевать на него чапан. Приезжает актёр, который хамит нашим людям, – мы извиняемся за то, что сторож не выучил Пушкина.
Это похоже на поведение обедневшего аристократа, который продаёт последнее серебро, чтобы накрыть стол для богатого хама, надеясь, что тот похвалит жаркое. Но, как заметила Имомова, никто так не угождает узбекам (или казахам) в ответ. Вы когда-нибудь видели, чтобы Безруков встречал узбекскую делегацию в Москве с хлебом-солью в кокошнике в 3 часа ночи? Вопрос риторический.
И возвращаясь к культуре отмены. Она, безусловно, нужна. Но не в виде истеричных криков в комментариях – это тоже форма внимания, которой они питаются.
Культура отмены в нашем случае должна быть культурой самоуважения.
- Экономическая отмена: не ходить на концерты тех, кто считает нас «второсортными». Пустые залы лечат звёздную болезнь лучше любых лекарств.
- Институциональная отмена: государство должно прекратить тратить бюджетные деньги на «карнаи-сурнаи», «домбру-бесбармак» для тех, кто открыто подвергает сомнению наш суверенитет или язык.
- Ментальная отмена: перестать дарить чапаны тем, кто этого не заслужил. Чапан – это символ уважения к мудрости и достоинству, а не банный халат для заезжего гастролёра.
С другой стороны, Безруков своей выходкой сделал нам подарок. Он, пусть и грубо, показал: пока мы сами не начнём уважать свои границы (и кладбищенские, и государственные, и ментальные и иные), никто другой их уважать не будет.
